«Миша!» (Рассказ о воле Божией) ...

Разговорились, между прочим, об одном праведном монахе, отце Макарии (Розанове). Одно время я даже жил вместе с ним у архиепископа С. Тогда он уже был безнадежно больной — от белокровия. Это было смиреннейшее существо. Казалось, обидеть его никак невозможно! Он уж был как дитя, о коих сказал Господь: если... не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф. 18, 3). Между тем история его жизни была довольно сложная. 

Он был лучшим учеником Рязанской семинарии. Но к концу семинарии — кажется, под влиянием близкого родственника — потерял веру. И потому, окончив семинарию, решил отправиться в Юрьевский университет, куда тогда разрешали поступать и семинаристам. Но на пути его встретился блаженный батюшка Исидор.

О конце жизни отца Макария и рассказал мне подробно отец настоятель. Оказывается, Бог привел его принять последнюю исповедь отца Макария в Ялте. А в разговорах частных батюшка рассказал ему и чудесный случай из своей жизни, определивший всю дальнейшую судьбу его.

Отправившись в Юрьев, Розанов остановился в Москве, осмотрел достопримечательности и отправился на Николаевский вокзал, чтобы ехать в университет. И не помню уж, чуть ли не в поезде ему пришла мысль: — не съездить ли мне, кстати, и в Сергиеву лавру?

Ему не нужны были ни преподобный Сергий, ни монахи. Это все — «суеверие»... А просто хотелось посмотреть исторический памятник, интересные
постройки старых времен. И только...

Но неожиданно началась в душе борьба — «не поеду» — «поезжай», «нечего делать» — «поеду»...

И уже, кажется, прозвенел второй звонок, как Розанов хватает свой, довольно скромный, семинарский чемоданчик и выбегает из вагона.

Осмотрел все в лавре. Ему посоветовали сходить и в Вифанию — в обитель, созданную митрополитом Платоном. Там — очень интересной архитектуры храм, красивое место и т.п. Розанов пошел. Пути всего три версты отличною дорогою, между прекрасным лесом, полями, озерами. Время стояло чудное: сухая солнечная осень — был конец августа.

Идет будущий студент университета, наслаждаясь Божиим миром и совсем не думая о Боге. На полпути, вблизи Гефсимании, он вдруг слышит сзади себя голос:

— Ми-и-ша-а!

А Розанова звали Михаилом. Он идет не оглядываясь: мало ли Миш на белом свете? А его здесь решительно никто не знает: он в первый раз в этих местах... А сзади опять:

— Ми-и-ша-а! Ми-и-ша! Остановись!

Тогда он оглянулся на всякий случай: кого это зовут?

И вдруг видит, что какой-то седой старец-монах в островерхой скуфеечке машет ему рукою и кричит:

— Остано-ви-ись! Миша!

Удивленный, Розанов стал... Кто-то знает здесь его имя? Странно! Подходит старец: в первый раз видит Миша такое лицо. Незнакомый — а знает имя. Что за чудеса?! Но не успел он и раздуматься над таким
«непонятным феноменом», как подошедший монах сказал ему: «Здравствуй, Миша!»

Тот поклонился из вежливости и спрашивает:

— Откуда вы знаете мое имя?

А батюшка отец Исидор — это был он — говорит уже дальше:

— Миша! Тебе дорога в академию, а не в университет! И поезжай, поезжай с Богом в Петроград. Там тебе воля Божия укажет путь и дальше.

Окончательно выбитый из колеи «естественных законов», Миша вступил уже в разговор с батюшкою.

А потом вернулся обратно в Москву и поехал в Петроград. Выдержал испытания и стал студентом академии...

Миша постригся в иночество с именем Макарий.

И отличался не только смирением и поразительною кротостью в отношении к людям, но и глубокою молитвою и постничеством... В последнем подвиге он даже не знал меры, «перепостился».

— Неправильно я понял святых отцов, — сказал он моим знакомым, — и надорвался: теперь уже не поправить дела. Вот умираю; и знаю — по своему неразумию: без руководства жил.

Все, кто знали его монахом, говорили о нем всегда с тихою серьезностью, а иные — и с улыбкою, как говорят о детях.

И все думали: «Святой...»

...Да, он сделался праведником. Пусть «перепостился». Это — человеческое. А воля Божия — привела его к святости.

Митрополит Вениамин (Федченков)