Мысли о вечности

Эта запись была сделана 19 октября 1918 г. иеромонахом Лукой (Земсковым, будущим схиигуменом). Из записанных впечатлений от посещения монастырской больницы видно его глубоко вдумчивое и серьезное отношение к смыслу христианского бытия. Появление такой записи в дневнике молодого иеромонаха доказывает, насколько духовно-трезво понимал свою основную жизненную задачу этот тогда еще не слишком опытный инок — как смиренное, но непременно деятельное подвижничество во Христе и ради Христа.

«Был сейчас у о[тца] Паисия, принес ему смородины. Распух, едва двигается. Начинает терять память. Спрашивает у меня, какие сейчас будут праздники. Послал меня пригласить о[тца] Даниила поесть с ним смородины.

Пошел к последнему. Лежит в общей верхней палате налево. Хворает грудью. Наверное, чахотка.

Через кровать сидит о[тец] Варнава на своей койке, облокотившись на стол, спиной к нам. При моем входе и разговоре с о[тцом] Даниилом он не пошевелился. Погружен в свои думы и совершенно безучастен к окружающему. Желтый и совершенно исхудавший, он производит впечатление живого мертвеца. О чем он думает? О близкой своей смерти и переходе в вечность или переживает впечатления своей прошедшей жизни?

Все они когда-то были здоровыми и молодыми — были у них свои жизненные цели и надежды, из которых одни исполнились, а другие нет. Были у них радости и печали, которыми они, может быть, сильно волновались. Ели, пили, спали, трудились, отдыхали, и жизнь текла по обыкновенному руслу человеческого пути, пока не пришла болезнь и не приковала их к одру. Похворают, пострадают, а потом один за другим и отойдут в могилу.

Так будет и со мною. День за днем и у меня проходит жизнь в обыкновенных монашеских делах, как страницы и листы книги перед листающим ее, пока не прочитают последней страницы и не закроют ее. Может быть, придет и ко мне болезнь, похвораю и потом умру, а может быть, и сразу оборвется нить моей жизни. Разные положения человека в жизни, а конец их всех один. Болезнь всех одинаково приковывает к постели и делает беспомощными, а смерть превращает в землю. Есть ли что в человеческой жизни, что не уничтожилось бы смертью?

Здоровье? Оно может продлить жизнь человека, дать ему возможность трудиться и достигать намеченных целей, но пред смертию устоять оно все-таки не может. Были богатыри непобедимые в свое время, а сейчас мы их топчем ногами.

Ученость? Она дала возможность человеку узнать тайны природы, покорить силы природы для своего служения, познать самого себя, свою душу и тело; устроила хорошо внешнюю жизнь человека; она сделала знаменитыми носителей своих в свое время, но от смерти их избавить не могла. Ученость их осталась на земле в их сочинениях, а сами они бездыханными пошли в землю, одинаково с невеждами.

Загробная жизнь осталась тайною для всех ученых людей. Здесь они возвышались над простецами своим умом, а там окажутся совершенно одинаковыми. Там отличать людей будут только добрые и злые дела, сделанные в здешней жизни. Со смертью мы оставляем в земле тело, а с телом — ум и ученость; там же будем с новым телом и с новым умом.

Богатство? Но об нем, я думаю, и говорить не стоит. Нагим человек рождается, нагим и умирает, а богатством его, может быть, приобретенным с громадным трудом, пользуются другие. Знатность? Но от нее останутся только памятники на могилах на несколько лет, а потом, с разрушением их, все будет забыто. Всё на земле — сон, всё — звук, всё — пар, появляющийся на малое время и потом исчезающий.

Я — как монах — должен считать каждый день своей жизни последним. Вставая утром, думать, что вечером, может быть, буду лежать во гробе. Ложась спать — думать, что, может быть, уже не увижу завт рашнего дня. Помнить, что, сколько бы ни жил, часа смертного не избегу. Может быть, он отстоит от меня на несколько недель, а может быть, даже и на несколько дней. При каждом деле думать, что это дело я делаю последний раз.

Если я приобрету такие мысли, то никакое положение для меня не будет страшным. Захвораю ли я? Но что значит болезнь, когда мне остается один день жизни. Пошлют ли меня на тяжелое и неприятное для меня послушание? Если работать с мыслями, что этот только день мне поработать, а завтра я буду уже во гробе, то, конечно, никакая трудность для меня не будет трудной».